Сад Тюильри. Лувр, где для этого времени горит необычномного огней… Ну конечно, король то ли собирается только отбыть оттуда в ратушу,то ли отбыл совсем недавно, сегодня во дворце спать никому не придется,Мерлезонский балет – надолго…

Они проплыли под мостом Барбье, справа показалась темнаямрачная громада, таинственная и зловещая, – Нельская башня, где триста летназад молодая королева Франции Маргарита Бургундская и две ее сестры устраивалиразнузданные ночи любви, не подозревая, как близка месть разгневанного короля.Показалось, что от нее веет каким-то особенным холодом. Лодочник, приналегши навесла, покосился на д’Артаньяна и пробормотал:

– Вы б, сударь, перекрестились за нас за всех, а то уменя обе руки заняты… Говорят, иногда являются. И Маргарита, и Бланш де ЛаМарш, и Жанна де Пуатье, стоят у самой воды, улыбаются, руками манят да зовутнежными голосками… Только никто из рискнувших пристать дураков не возвращался…

«Да, Людовик Десятый – это вам не ЛюдовикТринадцатый, – подумал д’Артаньян. – А впрочем, посмотрим. Просто такэта история закончиться не может…»

Планше торопливо перекрестился и зашептал молитву.Д’Артаньян легкомысленно фыркнул.

– Это вы зря, сударь, – буркнул лодочник, ещесильнее взмахивая веслами. – Говорю вам, частенько стоят… У самой воды…Все они трое… И никто не возвращался…

– Ну, мы же не собираемся приставать… – сказалд’Артаньян.

– Все равно, кто их знает…

«Простая твоя душа, – подумал д’Артаньянсвысока. – Знал бы ты, что на твоем дряхлом челноке плывет сейчас судьбаеще одной королевы Франции, оказавшейся столь же невоздержанной в любовных делахна стороне, – и забыл бы про трехсотлетние привидения…»

Вскоре показалась еще одна женщина, тоже неживая, но гораздоболее безобидная, чем рекомые призраки давным-давно истлевших распутниц, –Самаритянка[27]. Лодка прошла под Новым мостом.

Д’Артаньян впервые плыл по Сене вот так, ночью, да еще навсем почти ее протяжении в городской черте, – и оттого Париж, видимый ссовершенно непривычной точки зрения, казался чужим, незнакомым, загадочным.Трудновато было без подсказки лодочника узнавать мосты, проплывая под ними, идома, глядя на них с реки.

Правда, он сразу узнал Консьержери – в первую очередь башнюБонбек, где его допрашивали после дуэли с Арамисом. Серебряная башня, башняЦезаря… Прямоугольная Часовая…

А вот и мост Менял с возвышающейся за ним башней Шатле – нукак же, и здесь сиживали, и тоже недолго… Мост Нотр-Дам…

Лодочник подогнал свое суденышко к узкой каменной лестнице.Справа, на том берегу, вздымалась громада собора Парижской Богоматери, столь жетемная и мрачная, как Нельская башня, справа сияло огнями здание ратуши. Щедрорасплатившись, д’Артаньян первым выпрыгнул на мокрые ступени, огляделся,прислушался и стал подниматься, осторожно ставя ноги, с радостью ощущая, какслабеет, остается позади запах Сены, – сырость на реке была особенная,дурно пахнущая из-за набережной Кожевников, где испокон веков выделывалисьскотские кожи со всеми сопутствующими этому погаными ароматами.

Не только ратуша, но и ведущие к ней улицы были яркоосвещены цветными фонарями, а скрипичная музыка доносилась уже вполнеотчетливо.

– Ну, Планше, жди меня здесь, – сказал д’Артаньян,в тысячный раз прикоснувшись к кожаному мешочку на груди и вновь убедившись,что драгоценная, хотя и совсем невесомая ноша в полной сохранности. –Можешь заглянуть в какой-нибудь кабачок…

– Ну уж нет, сударь, – решительно возразил Планше,что для него было совершенно несвойственно – такие приказания слуга исполнял спревеликой охотой без малейшего промедления. – Я уж лучше тут подожду. Какя понимаю, этой ночью во Франции грянут исторические события, так чтопостараюсь увидеть хоть крохотный краешек, будет о чем детям рассказывать, а тои внукам…

– Черт возьми, – сказал д’Артаньян. – Тысовершенно прав, друг Планше! Мне как-то не приходило в голову, что мывпутались в историческое событие, в самую его середку… Вдруг о нас и в самомделе сочинят пьесу, как уверял Уилл Шакспур? Ну ладно, как хочешь. Яотправляюсь способствовать историческим событиям…

И он быстро направился к калитке одной из аллей со стороныцеркви Сен-Жерве. Оказавшись на ярко совещенном пространстве, он увидел, чтовыглядит чрезвычайно предосудительно: одежда испачкана пылью и грязью так, чтослиплась в корку наподобие лат, волосы взъерошены… Ничего удивительного, чтодва охранявших калитку стрелка, усмотрев издали этакое чучело, бдительносклонили алебарды и один из них крикнул:

– Эй, вы куда? Не слишком ли, сударь, переусердствовалис маскарадом? А ну-ка, осадите назад!

– Все в порядке! – раздался чей-то властный голос,и к д’Артаньяну кинулась фигура, закутанная в длинный плащ. Схватив гасконца залокоть и оттащив в местечко потемнее, она воскликнула тихим, знакомым голосом:– Ну, не томите! С чем вы?

– С подвесками, господин де Кавуа, – сказалд’Артаньян, улыбаясь широкой блаженной улыбкой. – Вот они, здесь…

– Д’Артаньян, у меня нет слов… – Капитан быстроскинул плащ. – Закутайтесь, чтобы не привлекать лишнего внимания, ипойдемте в ратушу. Монсеньёр ничего не говорит, но легко представить, что онсейчас, как на иголках, только вас и ждет…

– Король уже прибыл? – спросил д’Артаньян,влекомый капитаном по аллее к одной из многочисленных боковых дверей.

– Только что. Кардинал, как мог, занимал егоразговорами о государственных делах, пока тянуть далее не стало невозможно…Честное слово, мы вас уже похоронили…

– Ну, значит, долго буду жить, – сказалд’Артаньян. – Согласно старой гасконской примете…

Сияющий Кавуа провел его боковыми лестницами, тихимипереходами, втолкнул в комнату, где на столе лежал новенький, аккуратноразложенный костюм баскского крестьянина, пояснив:

– Кавалеры и дамы из свиты его величества будутпереодеваться в маскарадные костюмы прямо здесь, в ратуше, и мы решилипополнить список ряженых еще и вами… Боже милостивый, ну у вас и вид! Вон там,в углу, лохань с водой и полотенца, я заранее приказал приготовить, знал, чтовы примчитесь весь в дорожной пыли, но такого не ожидал. На вас словно чертипросо молотили.

– Дорога была нелегкая, – кратко ответилд’Артаньян, сбрасывая стоявший колом камзол. – Собственно, даже не самадорога, а разные омерзительные субъекты, которые то и дело пытались помешать,прохвосты этакие. Пока их перебьешь, замаешься…

Он бережно положил на стол мешочек с подвесками и какое-товремя бдительно не спускал с него глаз. Трудно было обмякнуть, уяснить себе,что все кончилось, он среди друзей, никто не станет палить в него из-за угла,хватать за поводья и тыкать шпагой…